"Евгеній ОнЪгинь" начатъ былъ еще въ КишиевЪ, въ 1823 г. "Что касается до моихъ занятій, - пишетъ Пушкинъ кн. П. А. Вяземскому въ 1823 г., - "я теперь пишу не романъ, а романъ въ стихахъ - дьявольская разница! Въ родЪ Донъ-Жуана". Въ этомъ романЪ онъ "забалтывается до нельзя", "захлебывается желчью", не надЪется провести романъ черезъ нашу "своенравную цензуру", а потому и пишеть "спустя рукава". Но начиная со 2 главы, онъ увлекается, раздвигаетъ планъ работы и приходить къ твердому убЪжденію, что это будетъ лучшее его произведенiе.
"ОнЪгина" Пушкинъ писалъ долго, вплоть до 1831 года. Герой романа - ОнЪгинъ - баринъ великорусскаго дворянскаго быта, учившійся, какъ всЪ тогда - "чему-нибудь и какъ-нибудь"; какъ большинство въ то время щеголявшій разочарованностью, романтической усталостью и байронизмомъ - "москвичъ въ Гаральдовомъ плащЪ" и совершенно несостоятельный при встрЪчЪ съ дЪйствительнымъ жизненнымъ романомъ, героиней котораго является поэтичная, мечтательная, но чистая, здоровая нравственно дЪвушка-провинціалка. Евгеній ОнЪгинъ - геніальное воспроизведеніе жизни нашего полукультурнаго дворянства той эпохи. Мы даемъ здЪсь три сцены изъ романа, въ талантливой композиціи Е. П. Самокишь-Судковской (стр. 76, 77 и 78).
Вотъ блестящая характеристика героя романа:
ХХIII. Изображу ль въ картинЪ вЪрной Уединенный кабинетъ, ГдЪ модъ воспитанникъ примЪрный Одътъ, раздЪтъ и вновь одЪтъ? Все, чЪмъ для прихоти обильной Торгуеть Лондонъ щепетильный И по балтическимъ волнамъ За лЪсъ и сало возить намъ; Все, что въ ПарижЪ вкусъ голодный, Полезный промыселъ избравъ, ИзобрЪтаеть для забавъ, Для роскоши, для нЪги модной,- Все украшало кабинетъ Философа въ осьмнадцать лЪтъ. ХХIV. Янтарь на трубкахъ Цареграда, Фарфоръ и бронза на столЪ, И чувствъ изнЪженныхъ ограда, Духи въ граненомъ хрусталЪ; Гребенки, пилочки стальныя, Прямыя ножницы, кривыя, И щетки тридцати родовъ- И для ногтей, и для зубовъ. Руссо [замЪчу мимоходомъ] Не могъ понять, какъ важный Гриммъ СмЪль чистить ногти передъ нимъ, КраснорЪчивымъ сумасбродомь: Защитникъ вольности и правъ Въ семь случаЪ совсЪмь не правъ ХХV. Быгь можно дЪльнымъ человЪкомъ И думать о красЪ ногтей. Къ чему бсзплодно спорить съ вЪкомъ? Обычай - доспотъ межъ людей Второй Каверинъ, мой Евгеній, Боясь ревнивыхъ осужденій, Въ своей одеждЪ быль педантъ И то, что мы назвали франть Онъ три часа, по крайней мЪрЪ, Предь зеркалами проводиль, И изъ уборной выходилъ Подобный вЪтреной ВенерЪ, Когда, надЪвъ мужской нарядъ Богиня Ъдетъ въ маскарадъ. |
Второй рисунокъ изображаетъ слЪдующую сцену:
ХVI. Тоска любви Татьяну гонитъ И въ садъ идеть она грустить, И вдругъ недвижны очи клонитъ, И лЪнь ей далЪе ступитъ: Приподнялася грудь, ланиты Мгновеннымъ пламенемъ по- крыты, Дыханье замерло въ устахъ, И въ слухЪ шумъ, и блескъ въ очахъ... Настанетъ ночь; луна обходитъ Дозоромъ дальнiй сводъ небесъ, И соловей во мглЪ древесъ НапЪвы звучные заводитъ. Татьяна въ темнотЪ не спитъ И тихо съ няней говоритъ: ХVII. "Не спится, няня: здЪсь такъ душно! Открой окно Да сядь ко мнЪ". - Что, Таня, что съ тобой? - "МнЪ скучно, Поговоримъ о старинЪ". - О чемъ же, Таня? Я, бывало, Хранила въ памяти не мало Ствринныхъ былей, небылицъ Про злыхъ духовъ и про дЪвицъ; А нынЪ все мнЪ темно, Таня. Что знала, то забыла. Да, Пришла худая череда! Зашибло...-"Разскажи мнЪ няня, Про ваши старые года. Была ты влюблена тогда?" ХVIII. - И, полно, Таня! въ эти лЪта Мы не слыхали про любовь, А то бы согнала со свЪта Меня покойница, свекровь.- "Да какъ же ты вЪнчалась, няня?" - Такъ, видно, Богъ велЪлъ. Мой Ваня Мололже былъ меня, мой свЪтъ, А было мнь тринадцать лЬтъ. НедЪли двЪ ходила сваха Къ моей роднЪ, и наконецъ Благословилъ меня отецъ. Я горько плакала со страха; МнЪ съ плачемь косу расплели И съ пЪньемъ въ церковь повели. ХIХ. И вотъ ввэли въ семыо чужую... Да ты не слушаешь меня...- "Ахъ, няня няня, я тоскую, МнЪ тошно, милая моя: Я плакать, я рыдать. готова!." - Дитя мое, ты нездорова; Господь помилуй и спаси! Чего ты хочешь, попроси... Дай окроплю святой водою, Ты вся горишь...-"Я не больна; Я... знаешь, няня... влюблена." - Дитя мое, Господь съ тобою!- И няня дЪвушку съ мольбой Крестила дряхлою рукой. |
На третьемъ рисункЪ читатель видитъ одну изъ капиталь- ныхъ сценъ романа - объясненіе ОнЪгина съ Татьяной, въ саду.
ХI. Но, получивъ посланье Тани, ОнЪгинъ живо тронутъ былъ: Языкъ дЪвическихъ мечтаній Въ немъ думы роемъ возмутилъ; И вспомнилъ онъ Татьяны милой И блЪдный цвЪтъ, и видъ унылый - И въ сладостный, безгрЪшный сонъ Душою погрузился онъ. Быть - можетъ, чувствій пылъ старинный Имъ на минуту овладЪлъ; Но обмануть онъ не хотЪлъ ДовЪрчивость души невинной. Теперь мы въ садъ перелетимъ, ГдЪ встрЪтилась Татьяна съ нимъ. ХII. Минуты двЪ они молчали, Но къ ней ОнЪгинъ подошелъ И молвилъ: "Вы ко мнЪ писали, Не отпирайтесь. Я прочелъ Души довЪрчивой признанья, Любви невинной изліянья; МнЪ ваша искренность мила; Она въ волненье привела Давно умолкнувшія чувства; Но васъ хвалить я не хочу; Я за нее вамъ отплачу Признаньемъ также безъ искусства; Примите исповЪдь мою,- Себя на судъ вамъ отдаю. ХIII. "Когда-бы жизнь домашнимъ кругомъ Я ограничить захотЪлъ; Когда - бъ мнЪ быть отцомъ, супругомъ Пріятный жребій повелЪлъ; Когда - бъ сёмейственной кар- тиной ПлЪнился я хоть мигъ единый- То вЪрно-бъ кромЪ васъ одной НевЪсты не искалъ иной. Скажу безъ блестокъ мадригальныхъ; Нашедъ мой прежній идеалъ, Я вЪрно-бъ васъ одну избралъ Въ подруги дней моихъ печальныхъ: Всего прекраснаго въ залогъ, Я былъ бы счастливъ... сколько могъ! ХIV. "Но я не созданъ для блаженства: Ему чужда душа моя; Напрасны ваши совершенства - Ихъ вовсе недостоинъ я. ПовЪрьте (совЪсть въ томъ порукой), Супружество намъ будетъ мукой. Я, сколько ни любилъ бы васъ Привыкнувъ, разлюблю тотчасъ; Начнете плакать - ваши слезы Не тронутъ сердца моего, А будутъ лишь бЪсить его. Судите-жъ вы, какія розы Намъ заготовить Гименей И, можетъ-быть, на много дней!" ХV. Такъ проповЪдовалъ Евгеній. Сквозь слезъ не видя ничего, Едва дыша, безъ возраженій- Татьяна слушала его. Онъ подалъ руку ей. Печально (Какъ говорится, машинально) Татьяна молча оперлась; Головкой томною склонясь, Пошла домой вкругъ огорода; Явились вмЪстЪ, и никто Не вздумалъ имъ пенять на то: ИмЪетъ сельская свобода Свои счастливыя права, Какъ и надменная Москва. |
Въ этомъ же году Пушкинымъ написана и повЪсть "Барышня-крестьянка".
ПовЪсть представляетъ помЪщичью жизнь съ идиллической точки зрЪнія:
Молоденькая дочь помЪщика Муромскаго, Лиза, или Бетси, какъ зоветъ ее отецъ-англоманъ, случайно встрЪчается въ лЪсу съ сосЪдомъ-помЪщикомъ, АлексЪемъ Берестовымъ. Она его мило дурачитъ, представляясь деревенской дЪвушкой Акулиной. Они встрЪчаются въ лЪсу - она съ кузовочкомъ въ рукахъ и въ крестьянскомъ платьЪ; онъ - съ ружьемъ за плечами (рис. на стр. 63); тутъ завязывается между ними знакомство, которое переходитъ затЪмъ въ любовь, и все кончается свадьбой.
Видаясь, почти ежедневно, съ Жуковскимъ въ 1831 г., Пушкинъ вступилъ съ нимъ, нЪкоторымъ образомъ, въ соперничество на поприщЪ обработки русскихъ народныхъ сказокъ, и въ 1831 г. написалъ сказку "О царЪ СалтанЪ", сюжетъ которой занималъ его гораздо раньше, въ КишиневЪ, и на этотъ разъ онъ побЪдилъ своего учителя яркостью и жизненностью своихъ образовъ (рис. на стр. 81 и 82).
"Мы объЪхали весь свЪтъ - За моремъ житье не худо; Въ свЪтЪ жъ вотъ какое чудо: Островъ на морЪ лежитъ, Градъ на островЪ стоитъ, Каждый день идетъ тамъ диво: Море вздуется бурливо, Закипитъ, подыметъ вой, Хлынетъ на берегь пустой, Расплеснется въ скоромъ 6ЪгЪ - И останутся на брегЪ Триддать три богатыря, Въ чешуЪ златой горя. ВсЪ - красавцы молодые, Великаны удалые, ВсЪ равны, какъ на подборъ, Старый дядька Черноморъ Съ ними изъ моря выходитъ И попарно ихъ выводитъ, Чтобы островъ тотъ хранить И дозоромъ обходить: И той стражи нЪтъ надежнЪй, Ни храбрЪе, ни прилежнЪй" А сидитъ тамъ князь Гвидонъ Онъ прислалъ тебЪ поклонъ." Царь Салтанъ дивится чуду "Коли живъ я только буду, Чудный островъ навЪщу И у князя погощу." Повариха и ткачиха Ни-гугу - но Бабариха, УсмЪхнувшись, говоритъ. "Кто насъ этимъ удивитъ? Люди изъ моря выходятъ И себЪ дозоромь бродять! Правду-ль баютъ или лгутъ, Дива я не вижу тутъ. Въ свЪтЪ есть такія-ль дива? Вотъ идетъ молва правдива: За моремъ царевна есть, Что не можно глазъ отвесть- Днемъ свЪтъ Божій затмЪваегъ, Ночью землю освЪщаетъ, МЪсяцъ подъ косой блеститъ, А во лбу звЪзда горитъ. А сама-то величава, Выплываетъ, будто пава, А какъ рЪчь-то говоритъ, Словно рЪченька журчитъ. Молвить можно справедливо, Это диво, такъ ужъ диво" Гости умные молчатъ Спорить съ бабой не хотятъ. Чуду царь Салтанъ дивится, А царевичъ хоть и злится, Но жалЪетъ онъ очей Старой бабушки своей. Онъ надъ ней жужжитъ, кружится- Прямо на носъ къ ней садится, Носъ ужалилъ богатырь,- На носу вскочилъ волдырь. И опять пошла тревога: "Помогите, ради Бога! Караулъ! лови, лови, Да дави его, дави... Вотъ ужо! пожди немножко. Погоди!.." А шмель въ окошко, Да спокойно въ свой удЪлъ Черезъ море полетЪлъ. Князь у синя моря ходитъ, Съ синя моря глазъ не сводитъ; Глядь-поверхъ текучихъ водъ Лебедь бЪлая плыветъ. "Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что-жъ ты тихъ, какъ день ненастный? Опечалился чему?" Говоритъ она ему. Князь Гвидонъ ей отвЪчаетъ: "Грусть-тоска меня съЪдаетъ- Люди женятся; гляжу, Не женатъ лишь я хожу." "А кого же на примЪтЪ Ты имЪешь?"-"Да на свЪтЪ, Говорятъ, царевна есть, Что не можно глазъ отвесть; Днемъ свЪтъ Божій затмЪваетъ, Ночью землю освЪщаетъ, МЪсяцъ подъ косой блеститъ, А во лбу звЪзда горитъ. А сама-то величава, Выступаетъ, точно пава; Сладку рЪчь-то говоритъ, Будто рЪченька журчитъ. Только, полно, правда-ль это?" Князь со страхомъ ждетъ отвЪта. Лебедь бЪлая молчитъ И, подумавъ, говоритъ: "Да! такая есть дЪвица. Но жена - не рукавица: Съ бЪлой ручки не стряхнешь, Да за поясъ не заткнешь. Услужу тебЪ совЪтомъ- Слушай: обо всемъ объ этомъ Пораздумай ты путемъ, Не раскаяться-бъ потомъ." Князь предъ нею сталъ божиться, Что пора ему жениться; Что объ этомъ обо всемъ Передумалъ онъ путемъ; Что готовъ душою страстной За царевною прекрасной Онъ пЪшкомъ идти отсель Хоть за тридевять земель. Лебедь тутъ, вздохнувь глубоко, Молвила: "зачЪмъ далеко? Знай, близка судьба твоя, ВЪдь царевна эта - я." Тутъ она, взмахнувъ крылами, ПолетЪла надъ волнами И на берегъ съ высоты Опустилася въ кусты, Встрепенулась, отряхнулась И царевной обернулась. МЪсяцъ подъ косой блестить. А во лбу звЪзда горитъ, А сама-то величава, Выступаетъ, будто пава; А какъ рЪчь-то говорить, Словно рЪченька журчитъ Князь царевну обнимаетъ, Къ бЪлой груди прижимаетъ. И ведетъ ее скорЪй Къ милой матушкЪ своей. |
"Никто изъ русскихъ поэтовъ, - говоритъ БЪлинскiй, - не умЪлъ съ такимъ непостижимымъ искусствомъ спрыскивать живой водой своей творческой фантазіи матеріалы народныхъ нашихъ пЪсенъ, какъ Пушкинъ. Прочтите его "БЪсовъ" (стр. 62), и вы увидите, какой очаровательный міръ поэзіи умЪлъ вызвать поэтъ своимъ волшебнымъ жезломъ..."
Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна ОсвЪщаетъ снЪгъ летучій, Мутно небо, ночь мутна Ъду, Ъду въ чистомъ полЪ, Колокольчикъ динь-динь-динь Страшно, страшно поневолЪ Средь невЪдомыхъ равнинъ! - Эй, пошель, ямщикъ!...- "НЪтъ мочи Конямъ, баринъ, тяжело; Вьюга мнЪ слипаетъ очи; ВсЪ дороги занесло; Хоть убей, слЪда не видно; Сбились мы. Что дЪлать намъ? Въ полЪ бЪсъ насъ водитъ, видно, Да кружитъ по сторонамъ. "Посмотри: вонъ, вонъ играетъ, Дуетъ, плюетъ на меня, Вонъ - теперь въ оврагь толкаегъ Одичалаго коня; Тамъ верстою небывалой Онъ торчалъ передо мной; Тамъ сверкнулъ онъ искрой малой И пропаль во тьмЪ пустой." Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна ОсвЪщаетъ снЪгъ летучій, Мутно небо, ночь мутна. Силь намъ нЪтъ кружиться долЪ, Колокольчикъ вдрутъ умолкъ; Кони стали. - Что тамъ въ полЪ? - "Кто ихъ знаетъ: пень, иль волкъ?" Вьюга злится, вьюга плачетъ, Кони чуткіе храпятъ, Вонъ ужъ онъ далече скачетъ, Лишь глаза во мглЪ горятъ! Кони снова понеслися; Колокольчикъ динь-динь-динь... Вижу-духи собралися Средь бЪлЪющихъ равнинъ. Безконечны, безобразны, Въ мутной мЪсяца игрЪ Закружились бЪсы разны, Будто листья въ ноябрЪ... Сколько ихъ! куда ихъ гонятъ? Что такь жалобно поютъ? Домового ли хоронятъ, ВЪдьму-ль замужъ выдаютъ? Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна ОсвЪщаетъ снЪгъ летучій; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бЪсы рой за роемъ Въ безпредЪльной вышинЪ, Визгомъ жалобнымъ и воемъ Надрывая сердце мнЪ. |
![]() |
1814 1820 1821 1822 1824 1825 1826 1828 1830 1831 1832 1835 1836 | ![]() |